Александр Цыпкин

Когда вы пишете книги, вы хотите изменить мир?

Наверное, любой человек хочет повлиять каким-то образом на окружающих. Это можно называть тщеславием, можно называть желанием изменить мир и т.д. Я всегда за циничное объяснение. Мы тщеславны, и поэтому мы хотим, чтобы наши мысли нравились другим людям, или наши картины нравились другим людям, или чтобы какие-то наши внутренние переживания доставались другим в той или иной форме. Мне кажется, это все-таки вопрос тщеславия. Честно говоря, я уже забыл, когда думал про это.

Чем занимается благотворительный фонд «Дети-бабочки», попечителем которого вы являетесь?

Есть такая болезнь, когда у ребенка слезает кожа. Постоянно. Прилепил пластырь, отлепил и содрал кожу. И вот так вся кожа. Представляете, что с ребенком творится? Она неизлечима и плохо диагностируема. Есть такое понятие, как орфанное заболевание. Это такой ад на земле, который сложно переплюнуть в этом вопросе, и который, к сожалению, сложно изменить. Но помочь людям можно. И вот этот фонд нацелен на то, чтобы помогать всем, кто попал в эту ситуацию: от того чтобы давать деньги на перевязки (а там дети практически все время перебинтованы), до того, чтобы в родильных домах вообще понимали, что родился такой ребенок, и не наклеивали на него хотя бы пластырь, потому что вместе с пластырем там можно оторвать полчеловека.

Что вы делаете в фонде «Дети-бабочки»?

Разные вещи. Я не так много делаю, как Ксения Раппопорт, которая активно работает в нем. Но когда-то это была информационная поддержка, какие-то финансовые вещи. Допустим, на фестивале «Экшен» мы сняли фильм на свои деньги с Ксенией, с Пашей Капиносовым, с Леной Бухтиной по моему сценарию. Вместе его отрежиссировали. И его купили за 10 миллионов. И вот эти 10 миллионов ушли в фонд. Такие вещи, конечно, нечасто бывают. Иногда я прихожу на какие-то мероприятия, что-то делаю, могу какое-то время с детьми провести, могу к пациенту приехать, т.е. абсолютно разные виды помощи, от привлечения денег до привлечения внимания.

Зачем вам все это?

Ты просто понимаешь, что нужно делать, и делаешь. Не потому, что это дает тебе какие-то эмоции или ощущение, что ты делаешь что-то полезное, нет. Просто это в моей жизни стало появляться, и я понимал, что раз это появляется, то нужно на это как-то отвечать. Звонит Ингеборга: «Цыпкин, поехали в хоспис, почитаем рассказы». От этого нельзя отказываться. Как ты можешь сказать ей: «Нет, я не поеду»? Тебе потом наверху скажут: «Ты что, охренел? У тебя итак все хорошо. Мы тебя попросили одну вещь сделать, а ты сказал: «Я не могу, я занят». Я не нагружаю это какой-то сверхидеей. Многие люди это делают в том объеме, что они имеют на это право. Я все-таки не в таком объеме. Вот Константин Юрьевич Хабенский тянет целый фонд, и я в сравнении с этим делаю просто какие-то несоизмеримые крупицы. И то он спокоен, выдержан и не делает из этого пафосного и великого поступка, хотя это и есть пафосный и великий поступок. Поэтому я стараюсь брать с них пример и спокойно делать, как работу или как приезд к близким, приезд к бабушке. Ты делаешь, потому что от этого кому-то хорошо, и ты поехал и сделал.

Какие эмоции вы испытали, когда первый раз поехали в хоспис?

Вот это для меня было не то чтобы испытание, но я не понимал, как я буду там себя ощущать. Когда ты выступаешь перед людьми, у которых мы понимаем какие перспективы, то ты неизбежно начинаешь думать, что же они про тебя думают в этот момент. Потом ты должен общаться с врачами, и вообще, какая будет атмосфера. Но это был лучший мой визит за долгое время. Как-то это все было легко, весело, смешно. Понятно, там трагические истории, но с некоторыми людьми я пообщался и до сих пор не понимаю  – наверное, что-то у них в голове готовится, что-то в них меняется, и они излучают такую уверенность в неконечности всего происходящего. Я не заметил у них какой-то озлобленности. Мне даже показалось, что это было в большей степени для врачей, потому что им тяжело постоянно находиться в этой атмосфере. Плюс, кто-то был из родственников. Еще очень важный момент, когда наше общество не принимает то, что человек, у которого горе, может как-то из него иногда выходить. Допустим, мы узнаем, что у кого-то близкий человек сейчас в хосписе, а человек пришел на вечеринку и там посмеялся над анекдотом. Все сидят и думают: «Как он может смеяться в такой момент?»! Да он должен смеяться, иначе он с ума сойдет. Или когда всё, ушел человек, и нужно как-то обратно возвращаться в жизнь, и все боятся его, как зачумленного, когда он появляется. С ним нельзя разговаривать, не дай бог. А ему нужно возвращаться в обычную жизнь. И мы там читали, там было несколько человек родственников, и они смеялись на некоторых моментах. И потом я услышал такую историю неожиданную. Мы никогда не знаем, кто быстрее уйдет: люди в хосписе или даже мы, которые туда приехали. Ты можешь выйти, тебя сбила машина, и всё. С этой точки зрения Земля – она вообще большой хоспис. Вопрос в том, что кто-то знает срок, а кто-то  – нет.

Есть ли разница: выступать в больнице, в хосписе или на сцене в театре?

Нет. Если там не смеются и не реагируют на мои какие-то грустные рассказы – я переживаю. И здесь то же самое. Нет, разницы нет большой.

Расскажите про фонд профилактики рака, с которым вы тоже работаете?

Основные фонды у нас нацелены на то, чтобы помогать людям, которые уже попали в беду. Но если мы посмотрим статистику, то по ряду болезней, к сожалению, у нас люди в беду попадают чаще, чем они попадают в беду на Западе. Это связано с тем, что мы не проверяемся, не знаем когда проверяться, что проверять, как это делать. Фонд профилактики рака нацелен на то, чтобы люди заранее были обеспокоены положением дел со своим здоровьем. Совершенно банальная акция – это поехать в регионы и сделать бесплатно всем диагностику рака молочной железы. Найти двух-трех человек, которые вообще близко не думали, что у них рак молочной железы, и, возможно, ранняя диагностика позволит им либо вылечиться, либо дешевле вылечиться с меньшими затратами. Но не всегда это срабатывает, конечно, но тем не менее. Плюс, у Фонда профилактики рака есть замечательный проект, который называется «Высшая школа онкологии». Этот проект про то, что проблемы с онкологией в России еще и с количеством хорошо подготовленных врачей. В этой школе им дают знания, которые они не могут получить в наших ВУЗах, они получают большой международный опыт, им какие-то дисциплины преподают, на которые не обращают такого внимания в ВУЗе, в том числе и работа с родственниками. И вот это оплачивается из средств фонда, даже стипендии ребятам платятся, потому что врачей мало.

Ваш благотворительный проект «3,14» — это о чем?

Это не мой проект. Это проект девушек. Они меня попросили придумать надпись на футболке, которую мы продали один раз в баре, а потом уже в онлайне. И каждый раз собирали значительные деньги.

В чем секрет популярности этих футболок?

Люди итак купили бы эти футболки. Мы поставили достаточно высокую цену, понимая, за что люди платят –  они покупают себе развлечение. А деньги идут на благотворительность. Мне кажется, это круто. У нас благотворительные аукционы проходят иногда с какой-то такой драмой внутренней. Я считаю, что лучший благотворительный проект у нас – это Светлана Бондарчук и фестиваль «Экшен». Потому что лучшие кинематографисты страны делают веселые или грустные, но яркие фильмы. Все работают, вкладывают свое творчество. На самом мероприятии все очень весело проходит. Как Ксения Собчак и Игорь Верник дожимают участников аукциона – это отдельный стэндап. Но результат – 50-60 миллионов собранных денег за один вечер. Вот такие проекты должны быть. У людей не должно быть состояние  бесконечной драмы и трагедии – от этого никому легче не становится.

В фильмах по вашим сценариям актеры снимаются бесплатно. Как вам это удается?

По-разному бывает. Мы не можем заставлять того же осветителя работать бесплатно. Технические специалисты могут согласиться, а могут нет, но мы всегда найдем деньги на то, чтобы оплатить их труд. Я считаю, что нельзя эксплуатировать человеческое время, особенно людей, у которых небольшие зарплаты, потому что первая благотворительность должна касаться твоих близких. Вот когда ты с ними разобрался, тогда хорошо, если у тебя получается еще что-то сделать. В этих командах по фильму бывает по-разному. Всегда работают бесплатно актеры, сценарист, режиссеры, а непосредственно техническая работа оплачивается иногда в полцены. Каждый по-разному это решается. Мы находим деньги или находит деньги какой-то спонсор, который оплачивает эту часть фильма, а потом еще фильм продается дороже. Но актеры работают точно так же. Мы, наверное, сутки снимали наш фильм «Прощай, любимый». И его отобрали на Кинотавр – это значит, что фильм качественный. И это не единственный фильм, который отобрали на Кинотавр из тех, которые были представлены на «Экшене». Это такого же уровня кино, как и любое другое.

Как изменение ситуации в стране влияет на благотворительность?

В целом экономическая ситуация ухудшилась в стране, и мы можем заметить, что какая-то взаимовыручка увеличивается, потому что многие люди понимают, насколько плохо живут те, кому повезло меньше. Плюс, интернет как открытый источник показал, с одной стороны, как многие хорошо живут, и всем стало видно неравенство в обществе, с другой стороны, как многие плохо живут. Людям нужно знать, что кому-то плохо.

Достаточно ли просто делать свою работу хорошо?

С учетом того, что я в России не знаю ни одного человека, который делает свою работу хорошо, включая меня. Мы не умеем делать работу хорошо. Если бы мы делали работу хорошо, мы жили бы в другой стране. Мы хорошо умеем делать другие вещи, а работать хорошо мы не умеем за исключением совсем небольшого количества людей. Поэтому нам нужно еще всем что-то дорабатывать, безусловно. Не знаю, как в Швейцарии или Швеции — там совсем другая культура труда. А нам, разгильдяям и бездельникам, точно нужно.

Каким фондам доверяете лично вы?

Я доверяю фондам, в которых я попечитель  – это раз. Это «Дети-бабочки»  и Фонд профилактики рака. Я, безусловно, доверяю фонду Константина Хабенского, с которым много очень проектов реализовано уже, Фонду «Вера» , фонду «Созидание», фонду «Линия жизни». Если кого-то забыл, то прошу прощения.

 

P.S.

Как бы вы потратили Нобелевскую премию?

На себя и на близких. Любой другой ответ является абсолютным враньем, если только у человека не сто миллионов долларов. Если у тебя появился миллион долларов, то первое – это ты должен отложить на случай, когда у кого-то из твоих близких произошла сложная ситуация. Можно побухать – даже это мне понятно. Но если человек скажет, что тут же отдаст на благотворительные цели, а при этом это будет его последний миллион, то я бы на месте близких задал бы ему большое количество неприятных вопросов.
Что может вывести вас из себя?

Меня бесит собственная расхлябанность и человеческое хамство. И мое собственное, в том числе.

Какая книга способна изменить человека в лучшую сторон?

Моя книга, разумеется, сделает лучше и гораздо лучше! Вообще, я не считаю, что есть какие-то книги, которые делают человека лучше. Есть книги, которые заставляют человека задуматься. Но из того, что мне давно нравится, наверное, «Бегущий за ветром» – книжка, которая заставила меня, по крайней мере, задуматься.

Кто в 21 веке сделал больше всего для того, чтобы в России стало лучше жить?

Для России и для всего мира в XXI веке больше всех сделал Марк Цукерберг, потому что соцсети подарили людям совершенно другой новый мир, и возможности его мы до сих пор даже не можем оценить. Если в некоторой степени считать апостолом или равноценным миссией Павла Дурова, то он сделал. А с учетом Телеграма и «сикрет чатов» его роль в благосостоянии и в благоденствии России возрастает неизмеримо. Правда, говорят, что его закроют.

Если бы в Википедии можно было написать только три слова о вас, что бы вы написали?

Я помню, про меня специалист по психологической борьбе, который преподавал у нас в университете, сказал, заикаясь: «Цыпкин, весело живешь – весело помрешь».

«Бегущий за ветером»
Халед Хоссейни