Елена Погребижская

Журналист, режиссёр документального кино
537 393 просмотра

Елена Погребижская о том, как документальное кино решает социальные проблемы

Как вы выбираете тему документального кино?

Когда я снимаю кино, я, что называется, просто снимаю кино, это как часть моей природы, это моя реакция на что-то, что меня зацепило. То есть, если меня что-то цепляет, я снимаю кино. Цепляет меня что-то, по счастью, не очень часто. И как только что-то реально зацепит, я снимаю кино.

Я снимаю не игровые фильмы, а документальные, и обычно это какая-то социально-значимая тема. Меня цепляет какая-нибудь несправедливость, я снимаю об этом фильм. И в качестве побочного эффекта или в качестве эмоционального резонанса  в обществе часто происходят какие-то перемены. Но я этого не программирую. Да это вообще нельзя заранее знать, что фильм не окажется, допустим, на дальней полке YouTube, или наоборот фильм станет чем-то, что произведет, ну, вот как в случае с «Мама, я убью тебя», реформу законодательства. Никогда нельзя заранее знать, чем все это кончится.

Просто вице-премьер может чуть больше изменить в своей сфере, чем могу я в этой же сфере изменить или вы, просто потому что это ее работа, а моя работа – кино.

Как ваш фильм «Мама, я убью тебя» повлиял на отношение к сиротам?

Система детских домов в России – тяжелое советское наследие, как полное отсутствие пандусов и полное отсутствие в сознании тех, кто строил города, дома, того факта, что на свете есть люди с инвалидностью. Вот их как бы не было для советского человека. Не было человека с инвалидностью, не было никаких других иных. То же самое странное отношение было к детям-сиротам. Вся их жизнь была не такая, как у остальных. Они прямо как искусственные люди, всю жизнь жили в огромных детских домах, не умея сами себе заварить чай, не понимая, что такое деньги, что такое общественный транспорт, никогда никуда не выходя за пределы этой, по сути, детской тюрьмы. Почему-то советские идеологи считали, что это хорошо и нормально, выращивать искусственных людей.

Когда искусственные люди вырастали, они категорически не умели жить в обычном мире. К обычной жизни адаптируются только 20% из детей-сирот. Остальные, ну, либо, к сожалению, умирают, либо попадают в тюрьму, потому что тюрьма для них тоже знакомое место, где тоже все расписано, и никуда нельзя. Как вообще можно гробить жизнь детям просто потому, что у них нет родителей? Как-то это все считают нормой, и как-то никто с этим не боролся.

И собственно, фильм «Мама, я убью тебя» вот про это: какого черта в России в XXI веке это есть? Почему это так, а не по-другому? Почему у людей нет шанса? Почему дети лишены всего? За что они платят? За грехи родителей? Что вы с ними делаете? Перестаньте их лечить, лишать всех возможностей, держать в заточении, не учить ни математики, ни физики. В восьмом классе они учат таблицу умножения. Дети, способные на гораздо большее. У них этого нет шанса.

Ну и, собственно, фильм, где вот эти мои чувства и мысли были сформулированы и показаны, вызвал большой эффект, потому что из тех, кто не заходил внутрь детских домов и не знал, как это устроено, эти люди не могли считать такое положение нормальным. В том числе вице-премьер. Ну, просто, вот она посмотрела кино, и так же, как и я, прочувствовала, что так продолжаться не может. В нашем условно демократическом мире все эти перемены, пока не произрастут в головах многих тысяч людей, они не произойдут по-настоящему. Но они начались, они идут, и потребуется время, но совершенно точно, они успешно завершатся.

Когда вы сейчас снимаете фильмы, не думаете: «Хорошо бы вице-премьер посмотрел?»

Нет, я не ставлю такой задачи. Вообще это было случайно и один раз. Есть еще такая вещь, странная, называется «просвещение». Ну, власть властью но, сколько той власти? А сколько нас, обычных людей? Например, вот человек бьет собаку, причем здесь власть? Это он злой и невежественный. Власть-то здесь причем? Наши люди ужасно невежественны. То есть, конечно, власть – хорошо, но это мы держим кошек, собак, это мы их как-то кормим, как-то лечим, как-то о них заботимся, как-то к ним относимся. Мы. И от уровня нашей просвещенности зависит это отношение. А собаки и кошки, и вообще домашние животные – это такая же слабая часть социума, как, простите, дети-сироты, как люди с инвалидностью. И то, как развито общество, видно по тому, как мы относимся к слабым категориям. Если люди с инвалидностью, люди на колясках, люди со слепотой, и так далее, задвинуты куда-то, и у них нет никаких возможностей, наше общество очень больно. Если у нас бьют и мучают животных, мы – очень неразвитое общество, очень дремучее, и дикое. И нам нужно перестать таким обществом быть. И тогда будут происходить изменения. Причем здесь власть? Ну, то есть, власть, конечно, причем, но это вообще не цель.

Что такое «Зверпросвет»?

«Зверпросвет» – это цикл просветительских видеороликов, которые я и моя команда делаем и выкладываем на YouTube. Это все только началось, мы выложили еще только три ролика, и там про то, как правильно обращаться с кошками и собаками. Мы в самом начале пути, и задача – сделать так, чтобы людям было интересно и нужно. Понятно, что мне и фонду «Образ жизни», вместе с которым мы делаем этот проект, надо, чтобы люди это смотрели во все глаза, впитывали, учились и знали, как правильно обращаться. Но если людям это не надо, они не будут смотреть, хоть тресни. Надеюсь, что у нас все получится, и что мы как-то обретем большое количество зрителей, которые будут радостно воспринимать все, что мы им показываем.

Как вы находите средства на свои проекты?

Это мой личный талант, угадать, во-первых, с темой, потому что я, в общем, делаю то, во что я верю, и только это. Это нужно делать артистично, талантливо, и вовлекать в себя. И это уже, во-первых, поэтому убедительно. А во-вторых, потому что у меня есть репутация. Репутация человека, который снимает фильмы на собранные деньги. Поскольку таких фильмов уже немало, то понятно, что я не соберу с людей деньги и не уеду в Доминикану навсегда. То есть, есть определенный кредит доверия. Плюс, я же говорю, что я добиваюсь. Краудфандинг – это такая же история, как пандус. Краудфандинг – это тоже такой же процесс, который требует добиваться результата, только результат – это деньги на кино.

Что мешает российскому обществу решать самые острые проблемы?

Я достаточно оптимистично смотрю на возможности одного человека решить проблему, которая его реально возмущает, или которую он бы хотел решить. Я оптимистично смотрю на это. Если мне что-то не нравится, например, в том, как что-то вокруг меня устроено, я буду очень стараться изменить это.  Я обычный человек, у меня нет способов влияния и давления на большие городские структуры. Это просто результат усилий. И это возможно. Я живу в старом сталинском доме. Мы говорили с вами про то, что в советское время считалось, что нет людей с инвалидностью, и поэтому у нас нет пандусов. У нас на третьем этаже живет инвалид, у нас люди с колясками. И вы не представляете, как органы, обслуживающие дом, сопротивлялись тому, чтобы поставить пандус. Но они его поставили. У меня в подъезде есть пандус, это результат моих собственных личных усилий. Я обычный человек, я добиваюсь. Просто добиваюсь. Этот способ не работает, я нахожу другой. Другой не работает, я нахожу третий. Я сюда жалуюсь, туда жалуюсь, лично ногами иду в управу: «По какой причине, – говорю, – вы не ставите пандус?», и так далее, и так далее, я добиваюсь. И если добиваться, результат будет. Я считаю, что если человеку или общности людей что-то прям очень надо, то изменить можно. Нужно только найти правильный способ. Я сейчас вообще не трогаю политику, потому что я, как профессиональный политический журналист знаю, что политика – это такая субстанция, в которой нельзя выбирать между добром и злом, там всегда выбор между злом и злом, просто большим или меньшим. Поэтому я стараюсь от этого держаться чуть-чуть подальше. И поэтому занимаюсь социальными проблемами. То есть, то, где я себя чувствую очень в силах что-то изменить. Потому что политикой пусть занимаются политики, а я про обычную жизнь.

Служебное положение помогало в этом?

Я, как бывший работник Первого канала, могу вам сказать, что, когда ты работаешь на Первом канале, в программе «Время», у тебя есть удостоверение, где это написано, то да, служебное положение есть. Допустим, полицейский попросит у вас документы, и вы ему так ненароком протянете свое удостоверение, он сразу начнет жаловаться на жизнь: «Вы знаете, вот нам, там, у нас как-то не очень хорошо все устроено, мы не так много отдыхаем…» То есть сразу включается ваше служебное положение. А когда вы – режиссер документального кино, которое неизвестно, где будет показано, неизвестно, когда будет снято, кто его увидит, и так далее, у вас нет служебного положения. Я не могу им воспользоваться. Я обычный человек, такой же, как и все. Просто я человек, которому не все равно, и я добиваюсь решения вопросов, которые мне небезразличны. Хотя, пути к решению неочевидны.

Что имеет больше влияния – YouTube или Первый канал?

Думаю, что среди москвичей 25-35 лет и жителей крупных мегаполисов количество людей, которые смотрят Первый канал или смотрят его некритично, очень маленькое. Например, у меня нет телевизора, и у всех моих друзей нет телевизора. А если он есть, его никто не смотрит или дети смотрят мультики. Поэтому, роль Первого канала и сила его влияния на меня и таких же людей, как я, нулевая. Понятно, что статистика для маленьких городов, или городов средней полосы, или каких-то регионов страны, будет совершенно другая.  Понятно, что роль YouTube для тех, кто от 13 до 18, гораздо больше, чем любого первого, второго, третьего, пятого или какого угодно еще канала. Еще понятно, что 50+, наверное, опять она будет другая, и наверное, эти люди смотрят Первый канал. И даже, наверное, верят.

Вы участвовали в акциях протеста, митингах, подписывали петиции?

Ни разу, и принципиально не буду этого делать. Я вообще не верю в петиции. И в митинги я не верю. Демократическая страна – демократические методы, недемократическая страна – недемократические методы. Простите, я не считаю Россию демократической страной. Поэтому, когда люди берут, я не знаю, вилы и борются с незаконной стройкой или незаконным захватом территории… Буквально недавно в киноклубе показывали документальный фильм про экологический активизм.  Там в любимом бору в Карелии хотят сделать карьер. И жители отчетливо понимают, что никакой карьер они не хотят, а хотят сохранить бор, и они начинают жить в этом лесу. Они просто своими телами прикрывают эти харвестеры, ну, такие огромные трактора, и не пускают их валить лес. И, в конце концов, это заканчивается победой жителей. В эти методы я верю. Я думаю, что если бы они писали куда-нибудь петиции, выходили бы на митинги, результат был бы ноль. Но как только они начинают бросаться на трактора – результат есть. То есть, в нашей стране надо бросаться на трактора, а петиции – это все для демократических стран. Вот это мое убеждение. Поэтому я не хожу на митинги, поэтому я не подписываю петиции.

С помощью музыки вы тоже хотели на что-то повлиять?

Музыка была реализацией моей мечты. Думаю, что прямо сейчас есть миллионы людей, которые мечтают петь на сцене, со сцены, людям. Иначе они бы не ломились так во все эти конкурсы по всему миру – все эти домохозяйки, водители трамваев, не принимали бы участие в вокальных конкурсах по всему миру, потому что людей, мечтающих петь со сцены, залу, очень много. И, в общем, я такой же человек. Просто мне это удалось реализовать. Ну, видите, я такой сейчас живой пример: мне удалось реализовать свою мечту, но она мне оказалась не нужна.

Изменилось ли что-то в сфере благотворительности со времени выхода вашего фильма «Осторожно, благотворительность»?

Глобально это не меняется. Фильм «Осторожно, благотворительность» про то, что среди фондов или сборов на что-то путное, всегда есть какое-то количество мути и мошенничества. Вообще не люблю такого максималистского взгляда: «либо черное, либо белое». То есть, получается, что, либо кругом одни мошенники, либо кругом одни добряки и филантропы. Нет, я лично постоянно получаю запросы на сборы каких-то денег, обычно детям, которые для меня выглядят вообще недостоверно. Прежде чем в чем-то участвовать, давайте разберемся, правда ли это нужно. Правда ли есть эти факты, правда ли это так. Фонды и вообще эта сфера благотворительной деятельности совершенно точно совершила космический рывок вперед. На моих глазах мои друзья создавали фонд «Подари жизнь». Я помню, как они устраивали первые мероприятия, как нужно было объяснять, что это такое, зачем это, вообще кому они собирают, и на что. Как это было трудно, как это было непонятно. И просто как будто пропасть между, я сейчас не помню, какой это был год – 2005, 2004, какой-то вот такой, прошло, получается, 13-14 лет, и наша страна совершила, в этом смысле, космический рывок. У нас есть большие фонды, которые помогают куче народу, серьезно помогают, лечат, оперируют, паллиативная медицина сильно продвинулась. Потому что всегда будут люди, которым это надо. Слабость государства часто компенсируется негосударственным сектором. Пусть хотя бы благотворительные фонды смогут помочь многим людям, раз уж государство пока не сподобилось.

Расскажите о вашем киноклубе в центре толерантности в Еврейском музее.

Я показываю документальное кино два раза в месяц, люди приходят его посмотреть и обсудить. Я думаю, что у нас самый посещаемый и сногсшибательный киноклуб в России, потому что я, как человек, который проводит мастер-классы по ведению киноклубов и ведению дискуссий, точно знаю, что 12 человек, 30 человек – это просто огромное количество людей. У нас всегда бывает 110-120 разных людей. Дело в том, что документальное кино – это окно в такую жизнь, которую иначе ты не увидишь. Буквально позавчера мы смотрели фильм про экологический активизм. В обычной жизни такого не встретишь, а это ужасно интересно. И люди приходят посмотреть и обсудить. Я их спрашиваю: «Что вам нужно, чтобы вы начали защищать что-то близкое вам, и есть ли у вас такое?». Сидит зал и начинает чесать прическу и говорить: «Ну, как бы, у нас нет, вот». Ну, то есть, мы – эти несчастные жители мегаполиса, которые считают, что, когда заканчивается граница нашего тела, заканчивается родина. И это сложно объяснить человеку, который привык так жить, что для человека из Карелии его родина заканчивается не там, где он заканчивается, а там, где заканчивается бор. Поэтому он бор не отдаст срубить. И каждый раз мы смотрим новый фильм, и это новое окно в новую жизнь, которую всегда очень интересно перенести на самих себя.

Каким благотворительным организациям вы доверяете?

Ну, в первую очередь я рекомендую фонд «Образ жизни». Я знаю очень хорошо этот фонд, мы с ними вместе делаем, во-первых, «Зверпросвет» – мое новое и очень любимое детище. И плюс, мы вместе с фондом «Образ жизни» были вместе очень включены в тему изменения жизни детей-сирот в России, и поскольку фонд – это фонд, а я – просто режиссер, то они все еще включены, а я уже нет. У меня есть три фильма на эту тему, и больше я этой темой не занимаюсь. А они занимаются. Они ставят задачу добиться настоящих фундаментальных изменений в той сфере, в которой они занимаются. Фонд «Не просто собаки», который проводит выставки собак. Фонд хосписов «Вера», потому что очень сложно уложить в голову обычного нашего человека, что помогать надо не только детям, а что люди, которым осталось совсем немного, тоже достойны нормальной человеческой жизни. Тот, кто жить не будет, тоже заслуживает в эту секунду того же самого, что и те, кто жить будут. Поэтому еще очень рекомендую фонд хосписов «Вера». Все, три.

P.S.

На что вы бы потратили Нобелевскую премию?

На отдых. Я так давно не отдыхаю. Я ужасно хочу. Конечно, немедленно потрачу ее на какой-нибудь круиз.

Что может вывести вас из себя?

Хамство. Я не успеваю даже сообразить, а уже выхожу из себя. Раньше глупость выводила, но я сейчас терпимее.

Кто в 21 веке сделал больше всего для того, чтобы в России стало лучше жить?

Наверное, те, кто занимается благотворительностью и пытается подменить собой государственные институты, и у них это на удивление получается: спасать жизни, помогать людям. Я думаю, что люди из благотворительности, наверное, делают жизнь в стране лучше, вот эти все мужчины и женщины, которые помогают людям.

Если бы в Википедии можно было бы написать только три слова о вас, что бы вы написали?

Вообще, это знаете, как эпитафия. «Что вы хотите, чтобы было написано на вашей могиле?» Я не знаю. Я не знаю, но на сегодня три слова: «Режиссер документального кино».

Какая книга способна изменить человека в лучшую сторону?

«Убить пересмешника». Все вокруг обвиняют чернокожего человека в убийстве. И получается, что на его стороне ребенок, который верит в его невиновность. Непопулярная, странная точка зрения. Книга, которая могла бы быть и детской, и взрослой, которую, во-первых, очень интересно читать, а во-вторых, после которой остается убежденность, что сколько бы людей не было против тебя, если ты веришь в то, что делаешь, надо стоять за это, и тогда это победит.

Рекомендуемые фонды

Рекомендуемая книга

«Убить пересмешника»
Харпер Ли

  • 307
    Поделились