Василий Уткин

Спортивный журналист и телекомментатор, посол Фонда содействия решению проблем аутизма в России «Выход»
1 405 091 просмотр

Василий Уткин об аутизме, благотворительности в спорте и о том, сколько стоит содержать футбольный клуб

В российском большом спорте достаточно благотворительности по сравнению с другими странами?

Поддержка благотворительности спортом и спортсменами в мире – это еще и поддержка самих идей, которые сосредоточены в том или ином благотворительном фонде, благотворительной организации, благотворительной акции и так далее. У нас же подавляющее большинство спортсменов жертвуют деньги на благотворительность скрытно. Не потому, что они этого стыдятся, а потому, что считают, что об этом не принято говорить вслух. Но когда мы говорим вслух о благотворительности и о тратах на благотворительность, мы как раз рассказываем о проблемах, на которые эти средства должны пойти. И я могу это сказать, в том числе, и на своем примере, потому что когда я сделал пожертвование в фонд «Выход», я… так получилось, что я публично пообещал пожертвовать деньги, которые я заработал на Чемпионате мира на Первом канале. И я должен был, естественно, это подтвердить публично же. Ну, я и так, если бы сделал большое пожертвование, сделал бы его публично. Я попутно рассказал о деятельности фонда «Выход» — фонда содействия решению проблем аутизма в России, отослал несколько писем. Мне написали очень многие люди, в семье которых живут дети-аутисты. И мне кажется, что это тоже очень важно. Это такой сопутствующий эффект, круги по воде. Я не скажу, что это миссия – это именно эффект, но он должен быть, да, он должен быть. Это пространство необходимо колыхать. Потому что если этого не делать, то благотворительность в нашей стране останется уделом клуба очень богатых людей, каждый из которых, или у кого-то жена, может быть, или подруга, сестра занимается конкретной благотворительностью. И они все по кругу пожертвовали, сегодня в одно место, вот одному надо помочь, завтра другому, и так далее. А это должно быть, конечно же, делом общим.

Я не очень понимаю регулярное пожертвование, ну я сам по темпераменту просто не такой человек, чтобы оформить. Мне проще гораздо время от времени это делать. Ну, наверное, регулярные пожертвования – это тоже такой вот путь, когда можно сделать вклад небольшой, но стабильный.

Почему вы выбрали именно фонд «Выход»?

Я не только фонду «Выход» пытаюсь помогать. Но так случилось, что я стал послом фонда «Выход» по просьбе Авдотьи Смирновой, и я тоже задал ей вопрос: «Почему вы, Авдотья, хотите, чтобы я… вы считаете нужным, чтобы я помог именно вам каким-то образом, представительскими своими возможностями и так далее». И она мне объяснила, что проблема, в частности, детей-аутистов заключается в том, что, к сожалению, очень часто, надеюсь, статистика меняется, 75% мужчин, узнав о диагнозе ребенка, уходят из семьи. Потому что аутизм, с одной стороны, не угрожает жизни, как допустим, сложное заболевание там мозга, или храни бог, рак или сердце, что с детьми часто случается. То, что я сейчас перечислил, это тяжелейшее заболевание, но есть надежда на излечение. Есть надежда на то, что вот нужно напрячь все силы каким-то образом, да, собраться, потерпеть и помочь вытащить ребенка, и так далее. Аутизм – это состояние, которое вот, так или иначе, будет сопутствовать человеку всю жизнь. Мало кто понимает, что в современном мире есть масса методик адаптации, обучения. Я боюсь, что сейчас в терминах буду ошибаться немножко. Действительно, вот это уже узкоспециальный вопрос, и я не пытаюсь выглядеть человеком, который в этом разбирается. Это очень узкоспециальный вопрос. Нужно же понимать, что такие возможности существуют. И когда Авдотья интересовалась, каким же образом доносить эту… как менять вот эту ситуацию с мужьями, ей во многих странах ее коллеги по подобным фондам, подобным благотворительным говорили, что это лучше всего, что называется, «заходит» через спорт. Да. Потому что спорт – такая мужская тема, соответственно, и здесь проще находить некое взаимопонимание. Вот это меня убедило.

Я думаю, что я не очень хороший посол фонда «Выход», потому что можно было бы заниматься этим тщательнее. Но, что могу — делаю.

Что именно вы делаете как посол фонда «Выход»?

Ну я поддерживаю акции фонда «Выход», поддерживаю информационно, мы вот сейчас делаем ролики, пытаемся собирать средства, так сказать, публичной деятельностью. Периодически я веду разнообразные дискуссионные панели на публичных мероприятиях.

Кого бы вы назвали примером среди спортсменов-благотворителей?

На днях исполнилось, если я не ошибаюсь, восемь лет со дня авиакатастрофы, в которой погибли хоккеисты ярославского «Локомотива». Один из лидеров этой команды, молодой хоккеист Иван Ткаченко на взлете пожертвовал 500 тысяч рублей на лечение незнакомой ему девушки. Ну потом выяснилось, что он не в этот момент пожертвовал, в этот момент он зашел проверить, отправлены ли деньги, но тем не менее. Вот это, пожалуй, очень типичная история. Спортсменов, которые помогают, очень много. К сожалению, они мало говорят об этой деятельности. Но это не делает их поприще менее благородным.

Вот недавно я смотрел интервью блистательного комика Руслана Белого, который разговаривал с Дудем. И Дудь спросил его: «Раньше ты был гомофобом, а сейчас вроде бы нет. Что изменилось?» И Белый сказал ему: «Я был гомофобом, действительно, да, потому что я рос в гомофобной стране. Я стал по-другому к этому относиться, потому что меняется страна». Вот так же точно и здесь, я думаю, что просто люди многого не знают и не понимают. Я думаю, что сейчас очень резко меняются способы, которыми информация приходит к людям. Она из некоего централизованного потока становится сетевой. И это говорит о том, что любому человеку проще найти прямую дорогу к некой аудитории, к кому-то, к кому он хочет обратиться, в том числе и со своим словами о благотворительности, о помощи людям. Я думаю, что это изменит, конечно же, и отношение состоятельных людей, спортсменов в частности, к подобного рода поступкам.

С чего для вас лично началась благотворительность?

Наверное, для каждого из нас благотворительность в дикой форме начиналась с того, что мы где-то встречались с объявлениями, криками о помощи, или, может быть, через знакомых. И ну тогда еще по-другому была устроена финансовая система. На что-то скидывались, куда-то заносили деньги, и прочее, и прочее, и прочее. Сейчас я могу сказать, что я игнорирую подобные просьбы, потому что велик риск нарваться на мошенников. Очень важно, на мой взгляд, помогать организациям, участвовать в тех акциях, которые гарантированно дойдут до адресата. Я очень уважительно отношусь к деятельности, которую вел «Коммерсант», в свое время. Я сейчас не знаю просто, какую она форму принимает. Это была адресная помощь, там деньги даже не заходили в издательский дом, там все было так устроено. Разумеется, я с колоссальным уважением отношусь к фонду «Подари жизнь», который возглавляет Чулпан Хаматова. Я неоднократно участвовал в их благотворительных аукционах, иногда их вел. Однажды продал Андреевский мост. Он теперь Николаевский, если вы не знали. Это мост, который там в Парке культуры, у Нескучного сада. Ну, там просто были разные лоты, картины какие-то. Так все это на реке продавалось, в конце концов, я продал мост. Было очевидно, что его нельзя с собой унести, но человек, по-моему, заплатил, если не ошибаюсь, порядка трех или пяти тысяч евро. Недорого, ну. Он же не мог его забрать, с другой стороны. Сейчас я время от времени тоже, если от меня требуется время или силы, и это возможно сделать, я стараюсь помогать.

Каким еще благотворительным фондам вы доверяете?

Их немало. Потому что я, например, сейчас не говорил о деятельности фонда, который создал Хабенский. Я думаю, что организация заслуживает всяческого доверия. Но вообще, сейчас таких организаций уже немало. В этом легко убедиться. И, напротив, по социальным сетям блуждает огромное количество однотипных объявлений, я уж не знаю, может быть, часть из них и подлинна. Понимаете, ведь самое главное, что когда ты жертвуешь часто, то нужно жертвовать на какие-то срочные события. Когда нужна срочная, экстренная помощь. И если вы собираете деньги и вручаете его родным… Послушайте, а вот, допустим, человек умер, не доехав до операционной. Деньги пропали. Ну, может быть, они и не пропали, но по крайней мере если вы жертвуете в фонд, то тогда эти деньги достанутся другому больному человеку, нуждающемуся в помощи, вот. И я прекрасно понимаю людей, которые в отчаянной ситуации обращаются с криками о помощи. Иногда это работает. Вот я думаю, что все знают недавнюю историю волгоградского мальчика, который расклеивал объявление рукописное о том, что его маме необходимо лекарство, которое перестало оказываться в аптеках. И некий доктор, не помню сейчас откуда, по-моему, из Красноярска, прооперировал его маму и теперь ей не нужно это лекарство. К большому сожалению, меня это, с одной стороны, конечно, это прекрасный поступок, но, к сожалению, это лекарство ведь нужно не только одной этой маме. И причины, по которой оно перестало попадать в аптеки, как-то, мне кажется, более волнительны и еще более нуждаются в решении, чем вот это единичное событие.

Благотворительность – это про долг и ответственность или она приносит людям какое-то удовольствие?

Это свободная воля. Мы совершаем те или иные поступки, потому что мы люди, и мы обладаем свободой воли. И можно потратить время, деньги, силы одним способом, а можно – другим. Вот и все.

А вам лично благотворительность что-то дает?

Ну, я думаю, что она точно не огорчает. Хотя, конечно, я могу себе представить, что когда речь идет не о непосредственно пожертвовании, а о сотрудничестве, связанным, например, с паллиативной помощью и так далее, я думаю, что отнимает очень много душевных сил у людей, которые это делают. Я бы не смог. Ну, помимо того, что я косорукий и с моим телосложением, я, пожалуй, гарантированно собью все необходимые пробирки в палате. Но это не отговорка. Я бы не смог этим заниматься, даже если бы я был милой девушкой девятнадцати лет. Ну, для меня это было бы слишком.

Что такое «Эгриси»? Расскажите для тех, кто вообще не в теме

В Москве есть Любительская футбольная лига. В ней играет больше тысячи команд, по крайней мере, в прошлом году. В этом, к сожалению, стало меньше. Это игра в формате «восемь на восемь», очень удобный формат. Поле немногим меньше настоящего, но компактная, динамичная игра, можно играть лет с двенадцати и до, наверное, лет пятидесяти пяти, если позволяет здоровье. Если играть одиннадцать на одиннадцать, то до тебя может мяч не долететь за полтора часа игры. А здесь все гораздо проще и интересней, и больше похоже на настоящий, чем мини.

«Эгриси» – это команда, которую я поддерживаю, мы снимаем про нее фильм в жанре, который мы называем «документалити». Я думал, что это такой жанр, а оказалось, мы практически придумали это слово. Я когда всем говорю, оно оказывается довольно… Ну понятно, что такое «документалити», да?

Команда играет в чемпионате Москвы, постепенно поднимается. В прошлом-позапрошлом году мы выиграли третий дивизион, вернее, в прошлом. В нынешнем – второй, сейчас играем в первом, вот.

Что это для вас?

Это интересная история, это футбол как часть городской жизни. Я же говорю: больше тысячи команд в Москве, это только в ЛФЛ, есть и другие турниры. В команде играют непрофессиональные футболисты, молодые ребята. Примерно половина из них выросла если не на одной улице, то на соседних. Они ровесники, они не получают за свою игру денег.

Лично мне это интересно тем, что я вижу в этом, во-первых, интересную историю. Я думаю, что наш проект дает пример того, как команда может стать интересной, более конкурентоспособной и притягательной, при том, что футболисты в ней непрофессиональные и не получают денег. Точно так же, как все команды, мы тренируемся. Возможно, чаще других, но это дело каждого, сколько тренироваться, вот. Ребята учатся и работают наряду со своими занятиями. Может быть, я трачу на команду несколько больше среднестатистического, но в принципе, это просто потому, что мне приятно приезжать на стадион Локомотив, когда тренируется моя команда.

Это хобби или благотворительность?

Все, что я делаю, является хобби. Мне в жизни повезло и все мои работы в той или иной степени являются хобби. Неприятных работ у меня практически не бывает. Моя неприятная работа – вставать по утрам.

Что конкретно вы делаете в «Эгриси»?

Я ее содержу. Это тоже принципиально важно, потому что телевизионный проект обходится в ноль, для него есть спонсор, есть партнер – беттинговая компания Марафон, она поддерживает команду второй сезон. То есть проект признан успешным с точки зрения всего, что может получить компания-спонсор от ютубовского проекта: имидж, какую-то историю.

Команду я содержу сам, по возможности как-то стараюсь минимизировать траты, ничего особенного в этом смысле я для команды не делаю. Но только, может быть, опять-таки отчасти в интересах съемок, отчасти, потому что я могу себе это позволить, мы немножечко шикуем со стадионом. А так в остальном мы совершенно обычная команда ЛФЛ. Необычна только в том, что мы каждый год поднимаемся в классе. И повторюсь: мы не делаем ничего такого, что не может себе позволить другая команда.

Вправе ли государство финансировать спорт больших достижений, когда далеко не все социальные проблемы в стране решены?

Понимаете, в нашей стране нет такой проблемы – имеет ли право государство содержать профессиональный спорт, потому что ничего, что еще может содержать профессиональный спорт, в государстве нашем не осталось.  Сопоставьте, пожалуйста, экономический оборот денег, который вращается в частном секторе, и в государственном. Это несопоставимо. Если еще говорить, что не являются формально государственными компаниями Газпром, например, некоторые подразделения; не является государственной компанией Лукойл, хотя я думаю, что, наверное, по факту это, в сущности, государственная компания, да? Мы не найдем практически частных компаний, которым по силам содержать конкурентоспособный футбольный клуб, что-то еще в этом роде. И так или иначе, это форма жизни, которую государство выбрало, которую народ поддерживает, поскольку он за нее голосует и не протестует против нее. Поэтому возникает вопрос: а кто же должен содержать профессиональный спорт?

Понимаете, дело все в том, что других-то источников финансирования ни спорта, ни медицины, ни чего бы то ни было другого просто не осталось. Все является государством.

Большой спорт — это бизнес или социальная сфера?

Спорт является бизнесом, потому что бизнесом является все. Бизнес – это система ответственности в первую очередь. Это система ответственности за внесенные средства, за траты, здесь нужно экономить, нужно пытаться заработать на каждом участке деятельности. В этом смысле спорт – бизнес. А если вы имеете в виду, можно ли спортом зарабатывать деньги, то спортсменам – да, А если вы человек, который содержит футбольный клуб и хотите этим заработать, вы – идиот. Тогда вам нужно обувью торговать, нефтью, ритейлом заниматься, или какими-то фьючерсными технологиями и так далее. Вот это бизнес. А спорт в этом отношении — не бизнес, потому что здесь доход, во-первых, очень условный, во-вторых, скорей всего потратите его на развитие же. Вот и все. Поэтому для зарабатывания денег спорт как структура не приспособлен, и в этом виде он не функционирует нигде. На спорте зарабатывают спортсмены.

То есть «Эгриси» — это социальный проект?

Ну, во-первых, мне это интересно, во-вторых, для меня это успешный кейс с точки зрения телевидения и Ютуба, в-третьих, ну, вот такая вот у меня приблуда, в конце концов. Я же говорю, это не бизнес. Ну, социальная составляющая может быть здесь какая-то есть, но я не говорю себе сам, что я занимаюсь каким-то социальным проектом. И потом, это все сиюминутно, это образ жизни. Я считаю, что это весьма перспективный образ жизни. Вы знаете, сколько стоит содержать футбольную команду в Москве, вот допустим третьего любительского дивизиона, то есть куда может заявиться любая команда без спортивных результатов. Это стоит примерно 400 тысяч рублей в год, ну может быть 500, если шикарней жить. Это включает в себя расходы на приобретение футбольной формы, расходы на аренду какого-нибудь стадиона пришкольного уровня для тренировки хотя бы раз в неделю, и, собственно, взнос за участие в турнире. Там тоже нужно арендовать поле для игры, оплачивать услуги судьи, это команда делает вскладчину. Что такое 400 тысяч поделить на 20 человек на 12 месяцев? Это примерно, я считал, получается две, чуть больше, чуть меньше, тысячи рублей с человека в месяц. При этом ты гарантированно занят два-три вечера в неделю. Я понимаю, что для кого-то это деньги — две тысячи рублей в месяц, но понимаете, ведь если поделить на восемь дней за месяц, то как-то вы все равно должны будете вечер провести, правда. Когда в кино сходите, когда не знаю, бутылку пива выпьете, когда девушку куда-то пригласите. Это просто выбор. Но это совсем не сложно, а занимается этим очень небольшое количество людей. Вот у нас, ну, мало того, что заметная в силу того, что мы делаем проект на Ютубе, у нас, в общем, довольно успешная команда, и к нам все время просятся футболисты, совсем неплохие футболисты, между прочим, довольно серьезные на нашем уровне. Но у нас укомплектована команда, и учитывая, что это любительский спорт, здесь нет контрактов, команда должна быть бандой, она не может постоянно обновляться. Она может обновляться, но очень-очень точечно, и сейчас у нас нет такой необходимости. Мы сейчас решаем все свои спортивные задачи и все у нас хорошо. И я просто об этом говорю для того, чтобы сказать вам, что ну вот на одну команду, я думаю, что примерно вдвое людей разного уровня количественно, которые тоже хотели бы играть в футбол, но которые не в состоянии сами организоваться, которые не в состоянии вот каким-то образом сложить свои усилия. И такая получается довольно общественная проблема, правда, не только в футболе она проявляется. И в этом смысле, конечно, социальный эффект здесь безусловно есть. Сейчас резко уменьшилось количество команд в Северо-Восточном округе, в котором мы играем, и мне кажется, с этим нужно что-то попытаться сделать, потому что, повторюсь, людей, которые хотят играть в футбол, их меньше не становится. Ну просто у кого-то такие возможности пресекаются, допустим, содержать команду. А другие люди, ну, может быть, не рискуют, может быть, не до конца отдают себе в этом отчет. Просто не могут объединиться. Нужно им в этом помочь.

Когда опускаются руки, как вы справляетесь?

Никак. Раньше напивался, сейчас бросил. Терплю. Есть такое слово «пережить». Я думаю, что все так поступают.

Чего вам не хватает для счастья?

Очень многого. Я не стремлюсь к личному счастью. И я думаю, что это давно недостижимо. Главное препятствие для счастья – одиночество. Но оно же бывает источником больших удач, которые опять-таки ведут к счастью. Поэтому все противоречиво.

 

P.S.

Как бы вы потратили Нобелевскую премию?

Ну, премию я точно потратил бы на благотворительность. Я не храню ни призы, ни подарки такого рода, я их раздариваю. Профессиональные премии все раздарил.

Что может вывести вас из себя?

Очень многое. Я гневлив, к сожалению. Но я, с другой стороны, очень отходчив.

Кто в XXI веке сделал больше всего для того чтобы жизнь в России лучше стала?

Вряд ли в XXI веке у какого-то одного отдельно взятого человека было много для этого возможностей, чтобы повлиять на ситуацию в стране в целом. И если говорить математически, то в любом случае это люди, которые являются власть предержащими. Там вопрос, скорее, в пропорциях. Человек может сделать доброе дело, просто шевельнув мизинцем.

А если говорить о некоем жизненном выборе и подвиге, подвиге в смысле подвижничества именно, это очень важно, потому что подвиг – это еще и грудью на пулемет броситься, это разовый поступок, пусть и ценой жизни, но тем не менее, это порыв. А подвижничество – это ежедневный труд. Я затрудняюсь выделить кого-то, но я вот уже говорил, что есть вещи, которые я прекрасно понимаю, что они важны, что они заброшены и что они нуждаются помимо финансовой, организационной, еще и в чисто физической поддержке… Я не мог бы этим заниматься просто потому, что я бы этого не выдержал. В частности, я, когда об этом говорил, я думал о деятельности Нюты Федермессер, с которой я, к сожалению, мало знаком. Ну может быть, не к сожалению, а к счастью – неважно. Просто есть немало знакомых, я очень много знаю о ее деятельности и деятельности ее мамы. Фонд «Вера», если я не ошибаюсь, называется в честь ее мамы. Я думаю, что такие люди как она, в частности, сделали очень много. Она, Лиза Глинка при всей ее противоречивости. Но противоречивость Лизы Глинки, во-первых, для меня не очень существенны, а во-вторых, они находятся в какой-то, скорее, общественной плоскости. Безусловно, она была очень деятельным, человеком, она была человеком деятельного добра.

Какая книга способна изменить человека к лучшему?

Любая книга способна изменить человека к лучшему, даже плохая книга, потому что плохая книга наводит на мысль, какой могла бы быть хорошая книга. Нечего быть рафинированным, красота сосредоточена и в безобразном тоже, потому что без тьмы, извините, нет света, простите за банальность.

Но вообще не знаю. Я думаю, что так или иначе волшебная сказка в каком-то жанре может сделать человека лучше. Это очень свободный жанр. Они бывают там, не знаю, народными, они бывают фэнтезийными, масса разных. Ну фантастику тоже можно handyhüllen mit bandfind more infosuper clone watches отнести к сказке в каком-то смысле. Но, правда, к себе бы я это не отнес, потому что я человек взрослый и циничный, и на меня большее впечатление производит художественная литература.

Рекомендуемые фонды

Рекомендуемая книга

«Обитель»
Захар Прилепин

  • 44
    Поделились
handyhüllen mit bandfind more infosuper clone watches